С В Е Ч А

 

           - Уважаемая госпожа, а вы встречались со Святославом Рерихом?

         - Вы знаете… Если б не эта встреча… если б не эта встреча, то я бы так уверенно не чувствовала б себя в этом мире и на этой дороге…

        - А вот личное впечатление: вот вы зашли, вот вы увидели его, и что вы почувствовали?

        - Вы знаете, честно  вам говорю: я не видела более красивого человеческого лица… белые волосы, суровое выражение… это было лицо патриарха…

          -Что вам открыла эта встреча?

      - Он сказал так: вы спросите меня, существуют ли Махатмы, и я вам отвечу – да! Можем ли мы встретиться? Да! Но скорее всего они сами найдут нас. Помните, я вам говорила: если ученик готов – Учитель всегда готов…

(из разговора с Ларисой Петровной)

Даже понять иногда не могу, что откуда берётся.

Вот же казалось, живу…

И вроде не хуже, чем человеку положено жить: не унижаюсь, не клянчу, не озверела в наших бессмысленных битвах за всё и ничто. Больше того. Даже –  за годом год  с неутомимостью птицы -  чирикаю этот «Семейный альбомчик», тревожа в себе и в других память о человеческом  в человеке, и вроде этим что-то ещё и спасаю, а  значит, можно сказать, что лучше жить – уже невозможно.

И вдруг…

Вдруг однажды – во сне! – увидела небо. Чёрное, будто чёрный дышащий бархат, с хороводом сияющих звёзд. Они играли и озорно перемигивались между собой, сообщаясь друг с другом на понятном только им языке, и вдруг одна из них –словно договорившись с другими - вспыхнув яростным блеском  срывалась и летела прямо ко мне, и пролетала  мимо лица, и что-то происходило в воздухе между нами, будто она посылала мне на лету какой-то сигнал, и от этих сигналов всё внутри меня высветлялось, и я делалась полой и чистой, будто  уже из другой природы, будто эта природа роднила меня и с  весёлыми звёздами и со вселенной, и как бы лопалась тайна, нас разделявшая, и небо казалось таким же живым, как и я сама. И ощущая наше родство, я понеслась в просторы вселенной, и так мне было легко, такая своя и бесстрашная я была в мироздании, что трогала звёзды руками, и мы смеялись друг другу как дети.

И вот в такое мгновенье я внезапно проснулась, глаза метнулись к окну, но там – вместо чёрного неба и яростно полыхающих  звёзд – зияла тускло-серая муть наших земных рассветов, и – будто меня обманули!, будто насильно и нагло из вдохновенных небес пихнули в это земное болото! – и я заплакала злыми маленькими слезами, и даже не чувствами, а словами пригрозила кому-то, что я эту нашу новейшую жизнь, этот любимый нами капитализм с его  маниакальным психозом грабить и убивать – никогда-никогда!!! – не приму! И хоть забросайте меня камнями, хоть заплюйте плевками, но не могу я назвать человеческой жизнь без высоких порывов, отваги ради общего счастья и бескорыстия…

Словом, не понимаю я жизни – без неба над головой!

            

И вот уж действительно не поймёшь, что откуда берётся, но не успела я просвистеть своё могучее никогда!, как тут же явилась мысль, что если я не могу без неба, то, наверное,  есть ещё кто-то другой, кто тоже не может, не зря же учёные говорят, что если вам пришла какая-то мысль, то родили эту мысль не вы, она возникла в воздухе жизни, в каком-то особом нам неизвестном пространстве неба, где все эти мысли и зарождаются, и живут, и только надо, чтоб кто-то из нас на земле притянул их своей тоской или страстным – невыносимым – желанием, и тогда эти мысли слетают к земле, и заражаются ими самые разные люди, и значит, нечего сомневаться, что в эту минуту кто-то мне неизвестный тоже проснулся и протестующе смотрит в окно – на вот эту невыносимую грязную муть, заражённую всякой дрянью, исходящую от дыхания наших машин и издыхающих производств и людских надежд – и он тоже смотрит  и мечет  своё никогда!, и, если я сейчас поднимусь, оденусь и выйду, то непременно встречу его, и мы узнаем друг друга, и закончится наконец моё кромешное одиночество – одиночество человека, тоскующего по небу – и я обрету какую-то истину, и стану неуязвимой для наших земных разрух и грязей.

И не успела я всё это не то чтобы там додумать, не успела дочувствовать и обтереть кулаком свои слёзы, как тут же внутри меня вместо сердца – с его надрывными вздохами - объявилось какое-то существо с распахнутыми глазами, и оно легко подхватило меня и, выхватив  из постели,  мгновенно умыло, одело, и – вышвырнуло за дверь!

И с этой минуты я – словно бездомный пёс – одержимо носилась по городу, заглядывая в дома, театры, концерты, лица, глаза. Но ничего из того, что я так страстно искала, найти не могла, и только вбирала всё новые стоны и боль, и, видно, так эта боль прошила все клеточки нашей жизни, что как-то даже на выставке, перед картиной художника – на картине охапка свежей, росой умытой сирени – а сквозь эту сирень вижу  тоскующие глаза и понимаю, что это глаза художника, который тоже ищет и не может найти выход из нашего бездорожья вот в эту свежесть и красоту  цветущей природы. 

И видно, нечего нам искать, видно, наш сегодняшний день – это не просто развал империи да куча кровавых разборок – это где-то случилось что-то гораздо серьёзней, чем наши земные дела, это случился какой-то разлом в самом космосе, это от ужаса перед чем-то содрогнулась сама вселенная, и – кричи не кричи своё никогда! – но то, что случилось, случилось, и мир потерял человека, цель и смысл всякой жизни.

Ну и конечно, сделав такое открытие, я тут же на месте глазастого чуда и порхающей лёгкой силы ощутила своё обычное сердце с его измученным вздохом и, понурившись, отошла от картины, и прекратила бегать по улицам, и тем более прекратила грезить о небе, и занялась сугубо земными делами: приватизация, купоны, оформление пенсии…

И вот однажды эти земные дела пригнали меня в одно учреждение, а там не то перерыв, не  то санитарный день, там сами не знали, что у них происходит и, не дослушав меня, рявкнули, хлопнули дверью, выгнали вон, и вот топчусь на пороге и даже не знаю, уйти или ждать, выгнали насовсем или только на время.

И вдруг прямо перед собой вижу какое-то странное здание и даже понять не могу, что в таком здании может происходить: вроде даже какой-то клуб, а может не клуб, а церковь, теперь этих церквей – и по шведскому, и по немецкому, и по всякому разному образцу – понасеялось, сколько угодно, даже смешно: жили-жили, считались матёрыми атеистами, все свои церкви поразоряли и отдали под склады, а теперь заметались в поисках бога, но, не имея его в душе, кидаемся в самые разные варианты, какие только нам не подсунет предприимчивый люд. 

К этому клубу тоже тянутся люди. И самое странное: люди вроде как люди: не торгуют ничем, не зазывают, не шмыгают по сторонам  цепкими глазками, как бы ищущими простачка, которого  можно было бы соблазнить своей специфической верой в бога…И не будь мне смешно при звуке этого слова, я бы сказала, что это - интеллигентные люди - что-то в их лицах как бы уже не из нашей приплюснутой жизни, а из той, какая  когда-то читала книги, слушала музыку и бредила идеалами о всеобщем счастье  и равенстве.

И так мне вдруг загорелось чего-то совсем не из нашей жизни, так потянуло к потоку этих людей, что я оказалась у клуба, купила какой-то билетик за пятьдесят копеек, и не успела войти и воткнуться в свободное место, как по залу будто пронёсся невидимый ток, все глаза устремились на сцену, а на сцене – из мрака, из глубины, из хламья закулисья, где казалось, и быть ничего путного не могло – неожиданно появилась женщина: высокая, или скорее, как говорится, статная, статная, видная, светлые волосы – в зале холодно, мы в сапогах и пальто – а на ней изящные каблуки и на длинное платье накинуто алое кружево, от плеч до самого пола… Красиво! 

Она прошла к  авансцене, остановилась у столика и – самой обыкновенной спичкой из коробка – зажгла свечу, бережно прикрывая ладонью робкое первое пламя. А потом сощурилась в зал и смешливо сказала:

- Что-то я вас не вижу… Вы есть или нет?

Зал засмеялся и загудел.

А она улыбнулась – будто все они в этом зале малые дети, и надо их как-то растормошить перед трудной душевной работой – и, улыбнувшись, притянула к себе внимание зала и начала говорить о – Огненном мире.

Вот так я и познакомилась с Ларисой Петровной Дмитриевой.

С той самой Ларисой Петровной, которая несколько лет назад – ещё под бдительным оком всесильного КГБ – в партийной печати заговорила об Агни-Йоге, Шамбале, «Живой этике», Рерихах,  Елене Блаватской. И с её лёгкой руки наших ушей и душ коснулись звуки эзотерической философии и конечно же, за такую дерзость её тут же выгнали из газеты, и,  оставшись одна с ребёнком на ухабах начинающейся перестройки, она не стала рыдать да заламывать ручки от горя, а совершенно наоборот: сея запрещённое  сокровенное знание, она объездила весь Советский Союз и, вернувшись в родной Кишинёв – пока мы тут сжирали друг друга, пережигая ненавистью собственные сердца – она,  зажигала свою свечу, где только ей удавалось: в клубах, школах, лицеях, университетах, театрах, филармонии и органном зале. И на тихий свет этой тонкой белой свечи – похожей на греческую колонну – из нашей перекалеченной жизни слеталось всё, что могло ещё думать, желать, надеяться и искать.

Конечно, сегодня об этой женщине можно уже сочинять легенды.

Её одержимостью создано Общество имени Рерихов и Е. Блаватской, собрана библиотека эзотерической литературы, она, удивляя даже самых близких друзей, а тем более бывших коллег-журналистов, знавших её  - если так можно сказать -  прозаическо-публицистические таланты, написала сотни прекрасных стихов, прочитала тысячи лекций, издала несколько книг, выпускает газету, к её услугам сегодня лучшие залы столицы… Словом, она – как мощный поток – увлекла за собой уже не отдельных людей,  а целые коллективы, её лекции стали по существу единственной точкой нашей духовной жизни, точкой тем более важной, что вокруг этой точки – пустыня, едва-едва  физически выживающий мир, в котором бывшие учителя, писатели и врачи, торгуя шнурками на всех углах и базарах, уже напрочь забыли  само слово – духовность. Человек горячий, упорный, как бы во всём идущий до сути, она в любой своей лекции – о Магомете или Иисусе, о Конфуции или Моисее, о письмах великих Махатм или о карме… или читая свои стихи, или слушая старинное пение тибетских монахов, или вскрывая  высокий мир Рерихов, или вникая в новинки современной науки – она за эти мрачные годы разрухи – для всех ищущих истину  сделала то, что не смогли сотворить ни философы, ни учёные, ни правительства со всеми их  высокооплачиваемым аппаратами, службами, обществами, инстанциями, консультантами и лакейскими СМИ. Она – такая же нищая как и любая из нас – одинокого, никому не нужного человека, обречённого спасать самого себя на каком-то животном уровне,  повела  по дорогам великих духовных исканий всего человечества, и многие хлынули в этот мир духа, ощущая, что только там, на этих дорогах, человек сохраняет себя – человеком.

Ну и конечно, нечего сомневаться, что, наслушавшись её лекций и насмотревшись на счастливые  лица её слушателей, я напросилась однажды на встречу с Ларисой Петровной, как бы надеясь, что и я обрету наконец эту спасительную дорогу к истине. И может быть потому, что эту дорогу я нащупывала впотьмах, наш разговор получился не очень прямым,  но и такой он мне дорог, потому что  вопросы, какие я задавала Ларисе Петровне, мне некому было задать, не было человека в моём окружении,  готовом поговорить о метаниях духа.

 И вот он мой первый вопрос:

- Уважаемая госпожа, самый чёрный день Вашей жизни.

- Отвечу честно, что такого дня у меня не было, хотя!.. Хотя, возможно, день изгнания меня из газеты можно было бы считать чёрным, и даже не потому, что я осталась без куска хлеба, а потому, что меня – предали… да, мне было больно, конечно, больно! но с другой стороны было и радостно… потому что я знала, что человеку испытания даются по силам, и по этим испытаниям я могла измерить силу своего духа. Понимаете? А на ничтожество не будет никакой реакции.

- Тогда, что же  Вам  помогает вот эти чёрные события нашей жизни превращать в посильные испытания? 

-Ну во-первых, не я превращаю их в испытания… сами эти события становятся испытанием… условия нашей жизни нами могут быть восприняты как камни на пути восхождения на вершину… Понимаете? Вот те Учителя, науку которых  я изучаю, они говорят: ну, кто может взобраться по гладкой скале на вершину? Камни должны быть по пути… они говорят: благословенны препятствия, мы вами растём. Надо не бояться препятствий, трудностей, потому что у нас не будет других возможностей испытать силу собственного духа, силу души, спросить себя: на что я способна?… Как я отвечу на этот вопрос, если не проверю себя в жизненных условиях? Как говорит наука, которую я изучаю: на пуховых подушках герои не растут и в «благоденствиии не бывает помудрения», не бывает… народная поговорка говорит: «не тот мудр, кто долго жил, а тот, кто много пережил». А переживания наши даются нам по силам. Всегда по силам! Всегда!! И человек должен идти! Не бояться этих напряжений, он должен идти навстречу этим напряжениям, не бояться идти до предела. Вот только на пределе наших сил – только и только на пределе! – обязательно придёт помощь. Обязательно! Но тогда только, когда руки сами уже соскальзывают с этой скалы, когда уже ногти ободраны в кровь когда ты уже будто бы падаешь – рука помощи подаётся… Поверьте мне, я это знаю. Я уже побывала в таких ситуациях. В тот день, когда ты срываешься, помощь идёт. Во-первых, она идёт изнутри, от нашего духа.   Сейчас говорят: духовный кризис, уже учёные подсчитали, что мы действительно находимся на краю, что это – конец, потому что наука и культура – столпы человеческой цивилизации – они уже не существуют…

 - Что же человеку сегодня осталось?

- Многое! У человека всё есть, у него никто ничего не забирал! Вот в этих трудных условиях ему даётся возможность испытать себя как в битве, но он должен идти навстречу всем трудностям, и по этим трудностям мерить себя как по шкале: кто я есть? Испытания – повторяю – всегда даются  по силам. Это – закон! Это энергетический закон! Это космический закон! Человек должен уважать себя за страдания, и  очень плохо, если мы видим, что у человека нет испытаний. Значит, он ещё не дорос. У него силы духа ещё слабы. У этих людей всё ещё впереди…

- Как я могу понять, что – помимо системы, помимо  житейских условий, помимо внешнего мира, разрушающего человека и враждебного ему, человек оказывается какой-то более крепкой, более сильной… системой, способной преодолеть вот эту разруху жизни, преодолеть своей внутренней силой?…

- Знаете, что я вам на это скажу? Я вам на это скажу следующее: дело в том, что  все наши ощущения счастья и несчастья – зависят не от внешних условий, а от нашего внутреннего отношения к  этим условиям, к этим вещам, к этим событиям… Потому что то, что для меня, например счастье, для другого совершенно безразличная ситуация или вещь, то, что для меня, допустим несчастье, для другого может быть  счастье… Это очень относительные вещи, всё зависит от моего отношения к этим вещам, понимаете? Возьмём Отечественную войну, это была смерть, это была кровь, это было ужасно, но ведь многие люди совершенно откровенно сейчас говорят, что это ещё была и юность, и лучшие годы их жизни, понимаете?… или возьмём репрессированных людей, интеллигенция в тюрьмах и лагерях. А они говорят, что это были их лучшие годы, понимаете? Потому что там они общались в близкой себе по духу среде… иногда человек даже не понимает, что есть счастье. Сейчас многие  спешат к богатству, спешат схватить, накопить… конечно, у человека должна быть материально пристойная жизнь, человека нельзя унижать нищетой, но его нельзя развращать и богатством. Потому что и нищета, и богатство – развращают человека одинаково. Конечно, у человека должна быть достойная жизнь. Как говорил Рама Кришна: прежде, чем говорить с человеком о боге – ты сначала его накорми. Конечно, конечно же, это должно быть – безусловно! Но есть предел и сытости. Не может золотой телец править жизнью, не может…

-То есть, сытость не может быть целью человеческой жизни, да?

-Я считаю, что человек должен быть сыт, обязательно! Он не может думать о высоких материях, если он  думает о хлебе насущном: это трудно, это невозможно, для этого нужно пройти очень тяжёлый путь, чтобы питаться воздухом и святым духом. У человека должен быть кусок хлеба, у него должно быть тёплое жилище, но мы знаем – Диогена! Он жил в бочке и бегал с фонарём по миру в поисках человека! А вокруг него были в золотых хоромах масса… вроде бы даже культурных людей. А он в них не видел людей: основное, конечно, что делает человека человеком – это его внутренний свет, если нет этого внутреннего света – какой же это человек? Это не человек. Как говорил Христос: если же тьма… в тебе есть свет, то какова же тьма? Понимаете? Значит, человек должен понять, он должен понять, что то, что делает его человеком – это  огонь духа! А огонь духа – не может быть зажжён без трудностей, без испытаний, без искушений, без войны – я имею в виду не физической войны, когда люди убивают друг друга, а имею в виду войны с самим собой, каждодневную борьбу с самим собой, борьбу высшей природы, духовной, с низшей природой – материальной. Эта борьба - постоянная, ежедневная! И если мы не поймём, что человек должен сам себя делать каждый день, а в этой работе ему помогают внешние обстоятельства, люди, ситуации, условия, какие-то политические сдвиги, какие-то экономические кризисы…

-  И только поэтому наша жизнь так  ничтожна?

- Она не ничтожна, она – прекрасна!  Просто нужно изменить своё внутреннее отношение к событиям. Она не ничтожна, она даже в своих трудностях – прекрасна! Понимаете? Человеку нужно изменить своё сознание, он должен изменить своё отношение к жизни, и тогда сама жизнь изменится. Вот это я очень хорошо знаю по себе. Опять-таки я хочу вам напомнить, когда вы меня спросили, какая была самая чёрная страница, я сказала, что она была самая  светлая, потому что таким было моё отношение к событиям. Знаете, о врагах тоже нужно подумать: что это такое? Враги – это тайна. Это большая тайна. Они необходимы нам, обязательно необходимы… вот великий Акбар, собиратель Индии, великий собиратель моголов Индии 16 века призывал своего советника  – этот эпизод зафиксирован в Агни-Йоге - каждый день он просматривал список своих врагов и, когда среди них замечал достойного человека, он посылала ему привет как переодетому другу… если позволите, я процитирую строки своих стихов: «Мой друг, мой Бог, побереги моих врагов: ведь я ещё не так сильна, чтоб они стали мне друзьями…» Это очень серьёзный пробный камень – враг! Очень серьёзный «Какая мысль даёт благие всходы – это я написала в «Священной флейте» - та, что очищена от мысли о себе, а если размышляю о врагах? Пошли поклон им! Ведь кто другой твою измерит силу, бесстрашию научит кто?» Как мы можем себя проверить, если не погрузимся в какие-то серьёзные ситуации?

 -  Вот у меня одна жизнь, я её ощущаю как единственную, и на что же мне опереться, чтоб свою жизнь – осмыслить? Ведь я по существу в этой жизни привязана к корыту, вот теми условиями… и принимаю я их или нет, они есть, они мне диктуют жизнь, как же мне от этого корыта оторваться?

-  Ещё раз! У меня не будет другого ответа. Не будет. Если человек будет думать, будет уверен, что он живёт только одну жизнь – он всегда будет привязан к корыту. Он не сможет летать! Человек может либо опустить голову вниз, либо поднять её – вверх… вниз – он будет к корыту привязан всеми своими корнями, вверх – он будет видеть звёзды. Наклон головы, как говорят наши Учителя, зависит от нашей воли.

 – Как ребёнка пустить на  эту дорогу воли? 

– Что значит пустить ребёнка в жизнь? Исходная позиция: если мы этому ребёнку не заложим в сознание, что добро – физиологично, что думать доброе – полезней для организма, что болезни зависят от злых мыслей, да и сегодняшние иные врачи так говорят, что добро физиологично, оно полезней для организма, для человека. Это – первое. Но добро ещё полезно как энергия. Закон, который отражён в «Живой Этике» говорит о том, что мысль – магнитна, добрая или злая, она притягивает аналогичные вибрации из пространства, поэтому, если человек будет думать доброе – он будет увеличивать количество этой доброй энергии, он будет её притягивать за счёт мыслей других людей.  Елена Ивановна Рерих писала об этом страшные, суровые, но очень правдивые слова, она писала, что, если мы сегодня  не изменим своё мышление, если мы об этой природе энергетической не расскажем человеку, то ещё одно поколение недоумков будет позорить планету: Строго. Но – точно. И разве мы не видим, что делается вокруг?

- В чём Ваше сопротивление злу ?

-Моё сопротивление злу?

-Да.

-Ну, что я вам скажу? Что я вам скажу… Дорога, по которой я иду, это дорога тяжёлая. Это дорога постоянного сопротивления злу! Человек может не выходить за пределы своей комнаты, и он может находиться в постоянной битве. Христос сказал: самые близкие люди – враги человеку. Это – эзотерическая формула, она очень сложная, её нельзя расшифровать сразу, она страшная в нашем понятии, но если же мы не будем знать, почему эти близкие, которые стали нашими врагами, оказались рядом с нами, если мы не будем знать причины, которые уводят нас в прошлые жизни, тогда мы будем в отчаянье. И  опять-таки возвращаемся к этим врагам. Эти близкие, которые действительно чаще всего в эту тёмную эпоху представляют собой  вражеское окружение – у многих, у многих семей эти конфликты, Елена Ивановна Рерих говорила, что многие войны начинаются у домашнего очага. Правильно! Потому что семья – ячейка общества. Всё начинается с семьи. И вот сейчас, в эпоху Кали Юги много враждебных соединений в семьях. Раньше, для того чтобы человека испытать, его внутренние способности, его внутреннюю силу, его  духовные качества, его терпение, его выдержку, его…. Учителя в этих таинственных мистериях, закрытых святилищах, придумывали искусственные ситуации, сейчас наши семьи ставят нас в подобные ситуации. И поэтому формула Христа о том, что ближайшие – враги твои, надо её рассматривать только в свете сокровенного учения, учения, которое помогает нам понять и не обозлиться! Понять, что мы шлифуем друг друга. Потому что ближе, чем наши близкие, мы никого не можем приблизить. Поэтому они создают нам  сложности каждый день, каждый день...

– Уважаемая  госпожа, у Вас есть сын.  Рядом с сыном Вам раскрывалось, что такое душа?

            –Да не-е-ет, когда я его растила, я… я тогда, может, и не размышляла, что такое душа… потом, когда он подрос. У нас была дружба, большая, очень большая, всё было нормально… но когда уже вмешалась улица, в 16 –18 лет он стал мне задавать вопросы, которые задаёт каждый парень. Особенно, когда парня воспитывает женщина – есть проблемы. И тогда я увидела – увидела в жизни, реально – как работает эта энергия. Я увидела, что если выводы из нашего конфликта я делаю неправильные – значит, этот конфликт повторяется. И я заметила, что конфликт будет повторяться до тех пор, пока я не сделаю правильный вывод!  И вот как только я начинаю размышлять над этим и делаю правильный вывод  – всё! Нейтрализация происходит. Я просто потрясена была.

– Значит, это Вас как бы заставляло очень тонко присматриваться к его миру?

 –Да. Больше того, я эти свои открытия стала уже отражать в стихах… «Скажу мой сын, мой свет в окне, земля моя и небо, учитель мой и ученик, к  страданиям пришла я через радость… и к радости пришла я через боль». Понимаете, я на него смотрела и как на учителя своего, и как на ученика. Наша семья была маленькая, поэтому если не смотреть с этих точек зрения, то можно превратиться во врагов;  если же  смотреть с этой точки, то можно быть благодарной за те переживания, которые он мне доставил, и что я прошла по этой дороге! Вот я сдала этот экзамен, и ситуация прекратилась.  Вы знаете, лучше всего именно в семьях ощущать практическую ценность этой науки, лучше всего в семьях. Это очень интересная работа, самая интересная работа – это узнавание самого себя и совершенствование самого себя. Великий сын индийского народа – Гаутама Будда говорил, что – не цель важна! Не цель, а дорога к  цели. Вот по этой дороге мы и идём. Она называется – наша жизнь! Вот зачем люди идут в горы, зачем подымаются на этих дельтопланах, зачем они… идут в какие-то тяжелейшие экспедиции. Зачем? Ведь могут погибнуть, и – всё! И всё корыто пропадёт. А люди идут. Зачем? Чтоб испытать себя. Вы спросите, неужели в жизни мало испытаний? Но ведь надо любить эти испытания. Каждому считать, что он альпинист.

 – А могу ли я Вас спросить, уважаемая госпожа, каков  режим вашего обычного дня?

 – Раньше у меня был один режим, сейчас другой. Я почти 27 лет проработала в газете, и вы сами журналист, и знаете, что это такое. Мы, журналисты, загнанные лошади, да? Режим подчинялся жизни, была семья, нужно было работать, нужно было убрать, нужно было ребёнку приготовить, нужно было постирать, всё как у всех нормальных советских женщин. Конечно, был жёсткий режим, потому что хотелось успеть, и успеть, безусловно, не только для газеты, я всегда старалась делать всё хорошо, получалось это или нет – другое дело, но я старалась, потому что качество работы для меня всегда было – главным. Это не комплимент самой себе – это установка жизни. Потом, когда случилось моё изгнание из редакции, и я, как говорится, оказалась не у дел, я стала совершенно свободным человеком и казалось бы, что у меня появилось 24 часа в сутки свободных, но – ничего подобного! Я просто стала усиленнее работать над тем, чему я посвящала только часть своего времени: то есть, расшифровке Рериховских полотен в свете сокровенного учения. Для этого у меня появилось уже достаточно много времени. И потом я стала ездить по Союзу с вот этими своими философско-поэтическими программами. И когда я стала писать ещё и книги – это, конечно, был режим очень строгий, только два состояния: спать и – работать! Тогда мне во всём помогала мама, она и сейчас помогает мне…

В скобках хочется заметить, что как раз на этих словах хозяйки раздался звонок в дверь и пришла её мама, Тамара Леонидовна, что нас всех и удивило и развеселило, и разговор как бы сам собой переключился на маму, такую весёлую и молодую, что самый первый вопрос к ней возник непроизвольно:

 - Сколько Вам лет, Тамара Леонидовна?

 – Сколько мне лет? Вы знаете, я никогда об этом не думаю, я даже Ларочке говорю частенько: я совершенно не хочу знать, я забываю, сколько мне лет! Они меня не интересуют. Меня интересует жизнь, работа, всё, что нужно… всё, что нужно для жизни, для великого учения, а сколько лет, какая мне разница? Даю честное слово. Но мне, конечно, много лет, поскольку у меня дочь пенсионерка. Вот и весь мой возраст!

           

- Ой, ой, Тамара Леонидовна, а что вот эта радость жизни, что она с человеком делает?

 – Вы знаете, мне некогда думать ни о каких огорчениях, ни о каких радостях, ни о том, что происходит вокруг и как мы всё это чувствуем или видим: я всё это – отбрасываю! У меня единственная мечта: я призвана для работы, для помощи, я должна помогать…

 - А как создаётся вот этот состав души, в котором Вы пребываете? Человек сам его формирует или это природа Вас наградила таким даром… весёлого проживания жизни? Бывают же и болезни, очевидно, или какая-то тьма, которая… ну… вот мы просыпаемся и говорим: сегодня плохой день, да? Магнитные бури… у нас сплошные магнитные бури… Вот Вам приходится это преодолевать?

– Нет! Как-то я умею внутренне, я не смогу, наверное, объяснить  это… Вот может, Лерочка поможет мне это сказать…

 – Ну, что не бывает, что с левой ноги встаёшь? Очень часто встаёшь, между прочим…

 – С левой ноги я могу встать, но моментально у меня и правая рядом.

 – Как всегда! – под общий смех воскликнула госпожа. -  Кстати, я всегда ощущала, что мама моложе меня…  Клянусь вам! Она балуется, она дурачится… Да между прочим, я и сама дурачусь, у меня есть внучок, я с ним дурачусь, и он никогда в жизни не скажет, что я серьёзный человек… У нас была ещё бабушка, вы знаете,  моя бабушка была удивительный человек!  Я никогда не слышала, чтобы бабушка повысила голос, никогда! Ни о ком не сказала грубого слова, никогда! Вот бабушка прожила 85 лет и умерла во сне. Видите, вот то, о чём мы с  вами говорили – физиология добра – всё-таки она делает человека жизнеспособней.

– Уважаемая госпожа, а есть ли какая-то энергия, которую Вы считаете неумирающей? 

– Есть такая энергия! Во вселенной. В человечестве. Есть такая энергия - неуничтожимая. Вечная. Постоянно нарастающая в пространстве. Она никогда не уменьшается. Если она уже есть, то есть, она будет нарастать. Все остальные энергии могут преобразовываться, могут исчезать, а этот огонь становится всё ярче и ярче, всё мощнее. Это энергия – любви. Она в себя вбирает… вбирает!  Все… самые священные, все самые лучшие, все самые положительные энергии, все самые положительные эмоции и чувства, и желания, и мысли, все самые возвышенные, самые прекрасные, это… сострадание, милосердие, преданность, нежность… Это то, что Христос объединил одной-единственной формулой: «возлюби ближнего», или -  люди, любите друг друга… Любая энергия она рано или поздно будет превращаться в элемент любви.

 – Можем ли мы считать, что тогда каждый отдельный человек и человечество в целом – неумолимо движется к любви?

 – Это однозначно! И вот, почему. Потому что… вся эволюция человечества, вся эволюция космоса, вся эволюция любой вещи космоса… вся эволюция имеет целью – совершенствование. Совершенствование без гармонии – невозможно, красота есть гармония, любовь есть гармония, есть красота, всё движется –  к любви. Она всё равно придёт. Через эти тяжёлые испытания, через эти безобразия жизни, человек настрадается и в конце концов он поймёт, что ему приятнее, полезнее быть добрым, ему лучше быть любящим, чем быть… злобным,  агрессивным существом. Человек всё равно придёт к этому, иначе не будет движения вперёд, зло – разрушает! Зло разрушает! Всё держится на любви, правит миром всё-таки – любовь!

– А есть ли какой-то инструмент, который помог бы каждому человеку воспитывать эту способность – любить?

            - Да! Этот инструмент есть в каждом человеке! Он называется – человеческое сердце…

На этом слове – на этом удивительном инструменте – я и закончу наш разговор с Ларисой Петровной. Конечно, легко догадаться, что  реальный наш разговор так быстро и так легко не завершился. Я просидела  у Ларисы Петровны до самой глубокой ночи – даже скорее до раннего утра – я не могла уйти, ощущая, что что-то важное спросить не сумела. И возвращаясь домой,  я  буквально сгрызала себя: дура я дура! увлеклась, ничего серьёзного не спросила и даже не прикоснулась к той истине, за которой пошла…

А тут ещё ночь, зима, гололёд, троллейбусом даже не пахнет, вокруг глухое тяжёлое одиночество, будто идёшь не по близкой тебе земле, а тем более в родном тебе городе, а по какой-то чужой, холодной планете, по какому-то Марсу, на  котором давным-давно прекратилась всякая жизнь, и я иду  в какой-то полной нежизни, и эта нежизнь всё тесней и тесней сжимает меня, и дело дошло до того, что кажется, вот-вот откажусь идти, упаду, да  так и останусь валяться на этом грязном снегу, пока не замёрзну.

Ну и конечно, за что боролась, на то напоролась, и я так себя допекла своими трудными чувствами, что вдруг заплакала злыми маленькими слезами – слезами горького тотального одиночества – и тут же, стыдясь этих слёз, остановилась, вдохнула всей собой свежего воздуха, задрала голову к верху, как бы в поисках хоть чего-то живого, а – та-ам!.. Чёрное-чёрное – с хороводом сияющих крупных звёзд – бесконечное небо! И я неожиданно вспомнила давнишний сон, полёты в такое же небо, к таким же звёздам, и как я хватала звёзды руками, а они смеялись, играя со мной. И я сама над собой рассмеялась и вытерла кулаком дурацкие слёзы: действительно – дура!

Да какую такую истину мне надо ещё искать, если рядом со мной – спасая потерянный потрясённый мир – вдохновенная женщина неутомимо зажигает свечу, освещая любому из нас дорогу вот в это бессмертное – звёздное небо?!

Лидия  Латьева

Из книги "Облак белый", 1995 год